– О нет…

Теперь над поверхностью были видны лишь голова и плечи увязшего легионера, отчаянно протягивавшего руки над трясиной навстречу товарищам. В правой руке Прокул по-прежнему сжимал копье. Прямо на глазах у Катона тело несчастного просело еще глубже, и ему плеснуло в рот всколыхнувшейся маслянистой водой.

– Дерьмо! – проревел, отплевываясь, Прокул. – Спасите меня!

Катон бросил свой нож и ступил на лежавшие поверх трясины ветки.

– Нет! – Метелл схватил его за руку. – Слишком поздно.

Катон вырвал руку, снова повернулся к Прокулу и увидел, что тот откинул голову назад, и глаза его расширились от ужаса, потому что грязь уже безжалостно подступала к его переносице. Еще миг, и над поверхностью остались лишь макушка да руки с судорожно пытающимися уцепиться за воздух пальцами. Потом и макушка пропала из вида: некоторое время темная вода на том месте, где она скрылась, пузырилась и булькала, потом все стихло. Неожиданно из трясины вынырнула рука Прокула со скрюченными пальцами, но они тут же медленно разжались, расслабились, обвисли и ушли под воду.

На миг воцарилась гробовая тишина: застывшие бойцы смотрели туда, где только что исчез их товарищ.

– Мать твою… – выдохнул кто-то.

Катон обессиленно опустился на траву, остальные медленно сели по обе стороны от него. На их глазах трясина медленно, словно нехотя, начала поглощать тушу оленя, и все, что они могли сделать, это созерцать со смешанным чувством потрясения и печали из-за смерти Прокула и терзавшего голода, усугубляемого видом постепенно исчезающего оленя. В конечном счете он был поглощен топью, грязная вода сомкнулась над окровавленной шкурой, и скоро на виду не осталось ничего.

Помедлив, Катон поднялся и заткнул свой кинжал обратно за пояс.

– Идем.

– Идем? – Метелл взглянул на центуриона и нахмурился. – Куда идем, командир?

– Обратно в лагерь.

– Но зачем?

– Здесь оставаться нельзя, – терпеливо пояснил Катон. – Туман поднимается. Нас могут увидеть.

– Да какая разница, командир, – отозвался Метелл с усталым отчаянием. – Рано или поздно это проклятое болото все равно всех нас прикончит.

Глава 28

Третья когорта добралась до долины через два дня после выступления из лагеря у Тамесис. Максимий отдал приказ ставить палатки и копать оборонительный ров, когда свет уже шел на убыль. Перед ними лежала узкая полоса земли, не более двух миль в поперечнике и восьми миль в длину. А дальше, за ломаной линией предгорий, насколько мог видеть глаз, простирался болотный край, унылая низина, поросшая тростником с вкраплениями чахлых деревьев, с темными озерцами и омутами да небольшими, поросшими дроком островками, выступавшими над водой, словно спины громадных подводных чудовищ.

С маленькой смотровой вышки, возведенной над воротами, центурион Макрон мог обозревать всю долину и видел дюжины тонких дымков, поднимавшихся над пологими склонами. Ближе к лагерю он заметил небольшие скопления круглых хижин и туманную дымку, висевшую над маленьким леском примерно на полпути через долину, что указывало на наличие там какого-то поселения. «Да уж, – подумалось ему, – мирная картина. В ближайшие несколько дней все это изменится».

Послышался стук железных гвоздей по деревянным ступеням, и в следующий момент над площадкой смотровой вышки появилась голова Максимия. Он выбрался на помост и тыльной стороной ладони утер пот со лба.

– Жаркая работенка.

– Так точно, командир.

– И для этого пришлось гнать людей так, чтобы мы добрались сюда дотемна?

– Так точно, командир, – откликнулся Макрон, бросив взгляд на легионеров, продолжавших работу над последним участком защитного рва и вала вокруг лагеря.

В ста шагах перед рвом, в одну разреженную шеренгу, был выставлен заслон. Солдаты в большинстве своем тяжело опирались на щиты и выглядели совершенно измученными. Вздумай враг напасть сейчас или пусть даже нынешней ночью, изнуренные бойцы вряд ли смогли бы должным образом защитить свой лагерь. Но, чтобы не быть несправедливым к Максимию, следовало признать, что необходимость выбирать между созданием надежных оборонительных укреплений и готовностью людей сражаться отравляла жизнь большинству командиров. По крайней мере, когда настанет утро, впереди у Третьей когорты будет лишь один недолгий переход, и уж тогда она будет готова встретить любую угрозу, способную появиться из болот.

Некоторое время центурион Максимий смотрел вниз, в долину, в направлении скрытого за деревьями поселения, а потом поднял руку и, указывая, спросил:

– Видишь холмик, вон там, возле леса, за ручьем?

Макрон проследил за его взглядом и кивнул.

– На мой взгляд, это прекрасное место для устройства более постоянного лагеря. Хороший обзор во всех направлениях, и вода рядом, так что не придется о ней беспокоиться. В самый раз для нас, как по-твоему?

– Согласен, командир.

Макрон уже начал уставать от этих попыток завязать беседу. Если Максимию приспичило поболтать, так лучше поискал бы общества всегда готового угодить центуриона Феликса. Кроме того, Макрон, на которого постоянно давило осознание своей причастности к бегству Катона и прочих приговоренных, вообще опасался вступать с Максимием в разговоры. Он знал, что командир когорты пытается выявить виновного, и Макрон постоянно держался начеку, чтобы тот хитростью не вызвал у него какую-нибудь неосторожную обмолвку, содержащую хоть малейший намек на соучастие или вину.

Командир когорты развернулся к своему подчиненному и несколько секунд внимательно изучал выражение его лица.

Макрон под его взглядом чувствовал себя неуютно, но не очень-то понимал, как лучше отреагировать, а потому просто молча смотрел вперед, словно присматриваясь к территории, через которую когорте предстояло пройти на следующее утро.

– Не больно-то я тебе нравлюсь, верно?

Теперь Макрону пришлось поднять на него глаза и нахмуриться, изображая удивление.

– Не понял, командир?

– Да ладно тебе, – с усмешкой промолвил командир когорты. – С самого твоего назначения в Третью когорту ты не делал особого секрета из своего ко мне отношения.

Макрона это заявление удивило и испугало: неужели он был так неосторожен? Или у него все на лице написано? Это не могло не беспокоить. Что еще заприметил в нем Максимий? На миг Макрон ощутил пробежавший сзади по шее холодок страха. Мысли его заметались в панике: Максимий мог играть с ним, проверять его, пытаться заманить в ловушку.

– Командир, я не имел в виду ничего неуважительного. Просто такая уж у меня натура: не больно-то я схожусь с людьми.

– Ни хрена себе, а вот мне говорили совсем другое. Что ты прирожденный вожак. Да это и так видно. – Глаза Максимия сузились. – Может быть, так оно и есть. Ты считаешь, что ты лучше меня?

Макрон покачал головой.

– Чего башкой трясешь? Или говорить боишься?

Макрона это взбесило, и он не выдержал.

– Ни хрена я не боюсь, командир, просто никак не пойму, чего тебе от меня надо. Чего ты хочешь?

– Полегче, центурион, полегче… – Максимий издал смешок. – Просто мне хотелось узнать, что ты думаешь, вот и все. Без всякого злого умысла.

Без злого умысла… Подобное поведение начальника вызывало у Макрона горечь и презрение. Честные солдаты никогда не играют в подобного рода игры. Это дело политиков и безумцев, причем он не был уверен, что разница между этими двумя категориями так уж велика.

– Так или иначе, а мне хотелось кое о чем с тобой поговорить. Ты ведь знал Катона уже некоторое время, не так ли?

– С самого его зачисления во Второй легион, командир.

– Знаю, я смотрел послужные списки. Получается, что ты как раз тот человек, с которым можно проконсультироваться насчет его планов.

– Откуда мне о них знать, командир?

Максимий задумчиво кивнул.

– Но этого человека ты знал. Для меня ценны твои соображения. Что, по-твоему, Катон станет делать? Конечно, не исключено, что он уже мертв. Но предположим, что все-таки жив. Что в таком случае он предпримет? Ну?